Не дав ему желанного освобождения, я села сверху и приняла его. Если сначала мы будто танцевали дикий и необузданный рок-н-ролл, потом – танго, теперь все было сладостно, мучительно-медленно. Утолив первый голод, мы выплеснули всю накопившуюся нежность и растворились друг в друге без остатка.
Мы достигли пика наслаждения одновременно, я закричала, прильнула к нему и ощутила, будто падаю, падаю, падаю. Скольжу в воздушных потоках, меня качает на невидимых волнах, и лишь сильные руки Эда, придерживающие меня за спину, не дают мне исчезнуть, раствориться в чувствах.
Он бережно положил меня на спину, лег рядом на бок и принялся водить сорванной травинкой по моему телу. Будто волшебная палочка, прикосновениями она возвращала меня из мира грез, пробуждая тело по частям. Губы, ладонь, плечо, грудь, живот, бедро… Щекотно! Я засмеялась, отвела руку Эда в сторону, наши глаза встретились…
Неописуемое, какое-то щемящее счастье переполняло меня, настолько огромное, что, казалось, оно способно разорвать мою душу. Желая им поделиться, я хотела сказать, как же люблю Эда, но в горле свернулся ком, и я не проронила ни звука, зато из глаз хлынули слезы. До этого момента не понимала, как можно плакать от счастья.
– Что такое, маленькая? – Эд склонился надо мной, и его волосы закрыли меня от остального мира будто ширмой.
– Я… просто… очень хорошо. Это от радости. – Я рассмеялась, он нагнулся и принялся слизывать мои слезинки.
Понемногу отпустило, я успокоилась и притихла.
Над ухом прожужжал комар-бомбовоз, намекая, что пора бы и честь знать. Жутко не хотелось отпускать Эда, казалось, что если он сейчас отстранится, то сон закончится и все исчезнет. В голове стайкой назойливых насекомых кружили слова: «Нас с тобою никто не расколет, но когда я тебя обнимаю, обнимаю с такою тоскою, будто кто-то тебя отнимает»[1].
Пересилив себя, я легла на бок, положила ладони ему на грудь – мне было необходимо чувствовать, что он рядом и все хорошо. Касаться его, ощущать его тепло и млеть от удовольствия.
Потом Эд взял меня на руки и отнес к озеру, где мы быстренько освежились и голиком побежали к повозке, спасаясь от комаров. Эд постелил перину в кибитку, мы оделись, легли, переплели руки, ноги, прижались друг к другу, и я уснула, зарывшись лицом в его волосы и стараясь отогнать тревогу. Не страшно умереть первой, страшно умереть второй и жить в осиротелом мире!
Разбудил меня шорох – кто-то громко сопел и копошился в нашей повозке. Я открыла глаза, вскочила и лицом к лицу столкнулась с Арлито.
– Доброе утро, – пробурчал он. – Осталась ли у нас еда?
– Должна. Вчера Ледаар забил кролика… – Я повертела головой, выглянула из повозки, но Эда поблизости не обнаружилось. – Наверное, опять ушел на охоту. Но половина тушки должна остаться, поищи.
Арлито подвинул меня рукой и сунулся под лавку:
– Чувствую запах жареного мяса. – Он что-то нашел, заработал локтями и с благоговением вздохнул.
Я заглянула через его плечо: уважаемый маг развернул обернутую тканью тушку и немытыми руками рвал мясо и отправлял себе в рот, чавкая и причмокивая. Хорошо, хоть закон сохранения энергии в этом мире работает: маг истощился и заснул, чтоб восстановиться, теперь восполнял потери. Его голод был настолько сильным, что Арлито уподобился дикарю, и я покинула повозку, чтоб не смущать его.
Хотелось спать. Болели распухшие губы, саднил подбородок, который я натерла о щетину Эда, ныла поясница – я потрогала ее и поняла, что перина, оказывается, была не слишком мягкой, и теперь у меня там синяк. Но воспоминания о прошедшей ночи будили страсть, хотелось все повторить; больше всего грели душу слова Эда, что благодаря мне он познал счастье.
Умывшись и причесавшись, я поплелась к кибитке, где насытившийся Арлито уже запрягал Огника. Зыркнул взглядом-рентгеном – аж прикрыться захотелось – и спросил:
– Теперь скажи, зачем с нами Фредерик? К тому же самый непримиримый из них.
– По-моему, нам удалось договориться, и это внесло большой вклад в урегулирование нашего спора, – отчеканила я канцелярским языком.
Арлито хмыкнул, не глядя на меня:
– По-моему, вам удалось не договориться, а долежаться.
– Главное – результат, – парировала я.
– Главное, чтоб мы не получили другой результат – удар в спину…
– Она спасла мне жизнь, – проговорил Эд, подошедший бесшумно. – И я буду служить ей, пока не верну долг. – Он склонил голову. – Слово Фредерика!
Арлито и его просканировал взглядом и сменил гнев на милость, правда, не удержался от язвительного комментария:
– Надеюсь, ты не прирежешь нас после того, как вернешь долг.
– Обещаю, – кивнул Эд.
Я следила за ним, ловила каждый его жест, каждый вздох и с удовольствием отмечала, что не сходившая с его губ презрительная ухмылка изменилась – теперь он улыбался искренне, и его глаза сияли. Да он весь буквально излучал счастье!
Эд обошел повозку, проверил упряжку и вынес вердикт:
– Лошадь придется менять. Вы чем смотрели, когда покупали хомут? Он ощутимо велик, и конь натер кожу до ран. Я бы на его месте отказался вас везти дальше.
Стало жаль коня, я обняла его и проговорила:
– Прости нас, Огник! Пожалуйста, довези нас до ближайшей деревни, обещаю, мы больше не будем тебя мучить!
Конь обалдел от наплыва моих чувств, зашевелил ушами, фыркнул и дернул головой, будто приглашая в повозку. Я заняла место на козлах, мужчины спрятались в кибитке.
Спустя где-то пятнадцать минут мы выехали на основную дорогу и потрусили на восток, к землям Баррелио, до которых осталось десять километров. Там не властен мой подлый муж, и можно будет выдохнуть. Пока плелись, встретили три телеги с сеном, одну кибитку типа нашей и трех нарядных всадников в сером, обогнавших наш кадиллак.
– Нам скоро надо будет остановиться, – проговорил из кибитки Арлито. – Я снова хочу есть.
– Потерпи до владений Баррелио! – взмолилась я. – Доешь кролика, я вообще не завтракала, и не жалуюсь.
– Уже доел, – проворчал он, и его поддержал Эд:
– Магу нужно постоянно есть, когда он восполняет силы.
Хотелось спросить, что случится, если его не кормить, и как быстро он опустится до каннибализма, но я промолчала, шлепнула Огника по крупу и проговорила:
– Огничек, пожалуйста! Еще немного, хозяин с голоду пухнет!
Как ни странно, конь послушался и побежал быстрее.
Как здесь отмечали границу, я понятия не имела. Разум по привычке рисовал что-то типа таможенного КПП, где с нас будут взимать пошлину и просить растаможить транспортное средство – то бишь телегу и коня, но ничего подобного не обнаружилось. По обе стороны дороги стояли столбы, к которым крепились деревяшки с вырезанным моим гербом: книгой и двумя скрещенными мечами, причем меч слева почернел и порос мхом; под гербом имелась доска, где еле проступали буквы: «Власть князей Эльрих заканчивается в месте, где вбит сей столб». Радостно зачитав надпись, я увидела вдалеке такие же столбы поновее. Когда приблизилась к ним, рассмотрела герб Баррелио: булава и рассыпанные монеты, зачитала надпись:
